Тирасполь, 28 апреля. /Новости Приднестровья/. 28 апреля 1994 года Приднестровье и Молдова официально вступили в переговоры. Это стало началом долгого процесса, который длится и по сей день. О том, зачем вообще нужны переговоры между Тирасполем и Кишинёвом и почему они так часто буксуют, корреспондент Sputnik Молдова поговорил с министром иностранных дел Приднестровья Виталием Игнатьевым.
Виталий Викторович, такая знаменательная дата. На ваш взгляд, в целом результативен ли процесс переговоров между Тирасполем и Кишинёвом и каково главное его достижение по прошествии 30 лет?
Переговорный процесс имеет глубокую историю. Были периоды активизации диалога, были паузы, и даже был такой уникальный период, когда молдавская сторона официально вышла из переговорного процесса, заявив, что больше не будет вести переговоры с Приднестровьем. Но спустя годы она вернулась за стол переговоров.
В последние годы переговорный процесс находится в состоянии стагнации. Одна из главных причин – это неготовность молдавской стороны к полноценному зрелому диалогу. Молдова ещё в конце 2019 года заблокировала принятие итоговой декларации в рамках Братиславского заседания международного формата «5+2». С того момента каждый год Кишинёв находил оправдания, чтобы не проводить работу в рамках формата «5+2». Ряд международных участников тоже вели себя достаточно пассивно, в том числе ОБСЕ, как один из основных посредников, не проявил достаточно настойчивости, чтобы переговоры продолжались. Были отговорки, связанные с пандемией, потом появилась другая тема, связанная с российско-украинским конфликтом.
На мой взгляд, это исключительно субъективная позиция. И украинские, и российские представители в переговорах не заявляли о том, что они не готовы к диалогу. Их представители участвуют в работе экспертных (рабочих) групп, во встречах политических представителей сторон, поэтому с этой точки зрения всё в целом нормально, но есть политические моменты, которые дают повод молдавской стороне блокировать диалог в нормальном режиме.
Т.е. всё-таки главное достижение переговоров, исходя из ваших слов, в том, что сам процесс, несмотря на ни на что, продолжается.
Да. Особенность этого переговорного процесса в том, что это такой комплексный политический механизм, где участвует значительное количество игроков, европейских и международных акторов, без которых решить эти вопросы сложно. Это такой глубокий, многосторонний формат, и этим он и уникален. И ещё, конечно, он демонстрирует определённую жизнеспособность, вот такой, знаете, дипломатический гироскоп: он будет сохранять определенную стабильность, даже если будут искусственно пытаться его заблокировать.
Насколько различно отношение к переговорам у Молдовы и у Приднестровья. Какие цели и задачи ставит Тирасполь, встречаясь с представителями другой стороны?
В последнее время мы услышали ряд таких откровений, я бы назвал это неким политическим каминг-аутом моего визави молдавского, который заявил о том, что раньше, дескать, Молдова вела переговоры, а сейчас уже как будто и не ведёт. Раньше Кишинёв был готов к поиску компромиссных решений, а сегодня односторонним образом навязывает свою позицию и правовые рамки гражданам Приднестровья. Это во многом, действительно, признание, оно дорогого стоит. Не все политики и дипломаты готовы откровенно заявить, что они разрушают переговорный процесс, что они занимаются не поиском компромиссов, а наоборот, созданием проблем для жителей Приднестровья.
С нашей точки зрения, переговоры – это важный и цивилизованный инструмент, который позволяет, во-первых, снять напряжённость в отношениях сторон и нивелировать проблемы, которые существуют у людей. Один из основных универсальных приоритетов, которые поддерживают все участники переговоров, это та гуманитарная повестка, которая направлена на нормализацию жизни людей. Второе, это такой хороший дипломатический путь поиска цивилизованных развязок и решений, которые в итоге должны стать основой окончательного всеобъемлющего справедливого урегулирования молдо-приднестровских отношений.
И самое главное, когда мы посмотрим на историю переговорного процесса, мы увидим, что ни тогда, ни сейчас Приднестровье не выступало в качестве стороны, которая бы игнорировала договорённости в переговорах и отказывалась от поиска компромиссных решений, которая бы поставила подпись, но не исполняла эти соглашения. Именно Кишинёв постоянно разрушал переговорный механизм, блокировал, придумывал какие-то отговорки, отказывался от парафированных договорённостей, от планов, за которые раннее ратовал и т.д.
Что является предметом переговоров сейчас? Это глобальные политические вопросы (вроде статуса Приднестровья) или решение социально-экономических проблем?
Я слышал много различных экспертных мнений по поводу предмета переговоров и даже от участников диалога, представителей ОБСЕ. И хотел бы, пользуюсь случаем, напомнить, что у нас есть повестка, принципы и процедуры переговорного процесса. Они поддержаны всеми участниками. Так вот, там есть 3 блока вопросов: социально-экономические, гуманитарные и правовые (включая вопросы защиты прав человека), и политические (включая вопросы безопасности). Они исчерпывают весь объём проблем, существующих в отношениях между нашими соседними государствами – Молдовой и Приднестровьем.
Что касается акцентов, то после Берлинского протокола (подписанного по итогам встречи участниками переговоров в формате «5+2» в Берлине в 2016 году – прим. ред.), который я считаю прорывным документом, мы определили, что у нас во главе угла стоят социально-экономические и гуманитарные приоритеты.
Этот социально-гуманитарный приоритет он и сегодня остается актуальным, особенно, если мы посмотрим на те проблемы, которые создаются Молдовой для Приднестровья. Это вопросы, связанные с блокированием лекарственных препаратов, давняя проблема, ещё пандемийного периода, которая сегодня остается острой, это отказ от поставки медоборудования, блокирование банковско-экономического развития Приднестровья и так далее. Т.е. все вопросы пронизаны гуманитарными аспектами, поэтому я считаю, что основой переговорного процесса, как вчера, так и сегодня должна быть исключительно социально-гуманитарной.
Почти 20 лет переговоры проходят при участии посредников - России, Украины, ОБСЕ, а также США и ЕС в качестве наблюдателей (тот самый формат "5+2"). Был ли этот формат успешен с точки зрения решения важных для Приднестровья вопросов и почему Молдова упорно пытается его разрушить?
Формат был, безусловно, успешен, если мы посмотрим на большой пакет заключённых договоренностей. Была динамика, подписание соглашений, стороны даже выходили на какие-то осязаемые планы по урегулированию. Мы все прекрасно помним инициативы Примакова, Козака, планы Ющенко. В разные исторические периоды мы подходили к каким-то принципиальным решениям, но каждый раз именно молдавская сторона демонстрировала неготовность к исполнению тех или иных соглашений, неготовность идти дальше для того, чтобы поставить какую-то точку в рамках конфликта.
У нас телефонная блокада была, экономическая. Очередной виток социально-гуманитарной блокады произошёл после 2019 года, когда у нас одна за одной возникли проблемы: летом – банковская блокада, потом проблемы с лекарствами и пошло дальше расширяться.
Сегодня мы находимся в ситуации, когда приднестровцы вынуждены платить дань Молдове путем двойных таможенных экспортно-импортных пошлин. И это еще пытаются оправдывать некими европейскими правилами или цинично заявляют о том, что это как бы равенство сторон и экономических агентов.
Молдова использует мировой геополитический шторм и региональное напряжение, в том числе конфликт Украины и России, чтобы блокировать нормальный диалог. Причём, Кишинёв очень часто любит высказываться за других участников переговорного процесса. За Украину что-то рассказывает, пытается что-то рассказывать за Россию, за Приднестровье даже иногда.
Один из аргументов Кишинёва, когда речь заходит о якобы неэффективности формата «5+2» – это то, что он, дескать, нужен только России, а диалог между Молдовой и Приднестровьем и так хорош (политпредставители же регулярно встречаются). Так ли это?
Что касается спекуляции по поводу форматов. Я много раз слышал про некий формат «1+1», но мы знаем, что тут речь идёт о взаимодействии высших представителей одной стороны, президентов. У нас был опыт действительно полноценной работы в формате «1+1», первые соглашения, которые были подписаны ещё в 1994 году, это как раз совместное заявление президентов Молдовы и Приднестровья. У нас был опыт с прошлым президентом Молдовы (Игорем Додоном – прим. ред.), 7 официальных встреч президента Приднестровья Вадима Красносельского и президента Молдовы Игоря Додона, где действительно обсуждались серьёзные вопросы.
К сожалению, этот уровень диалога не привёл к ожидаемым результатам. И молдавская сторона как раз и отказалась от работы в этом формате. Было множество обращений, официальных письменных приглашений нашего президента к действующему президенту Молдовы (Майе Санду – прим. ред.), также на уровне Правительства и парламента обращались к молдавской стороне с призывом сесть за стол переговоров и обсудить все важные актуальные вопросы.
Но Кишинёв как раз и избегает формата «1+1», убегает всячески из-за стола переговоров и низводит диалог на более низкий уровень – политпредставителей. И здесь тоже есть проблемы, потому что мой визави, я так понимаю, имеет сложности с полномочиями. Есть предложения в части подписания соглашений, мы передавали согласованный экспертными (рабочими) группами текст нескольких документов, но мой визави боится его подписывать, не может.
Это означает, что общение в таком формате, это, конечно, важная форма коммуникации, но назвать переговорным процессом или диалогом это нельзя. И уж тем считать диалог на уровне политпредставителей результативным тоже очень сложно. Это попытка имитировать переговорные процессы, называть переговорами политико-дипломатической коммуникацию. Я полагаю, что это не совсем корректно. Переговоры – это когда мы обсуждаем конкретные проблемы и выходим на конкретные решения.
Олег Серебрян также заявляет, что формат «5+2» неактуален в силу того, что Россия и Украина не будут сейчас сидеть за одним столом. И вообще, Россию, по его мнению, нужно исключить из переговоров, а вот Евросоюз, наоборот, должен стать не просто наблюдателем, а участником переговоров. Почему так велико желание выдавить Россию и какие риски это несёт для Приднестровья?
Я полагаю, что наши молдавские контрпартнёры зачастую демонстрируют пребывание в таком специфическом представлении о реальности. От желания отдельно взятых молдавских чиновников позиция России или другого государства не зависит. Уникальность нашего формата, как я уже отмечал, как раз и складывается из того, что в нём участвуют наиболее влиятельные международные акторы.
Так исторически сложилось и менять форматы или пытаться как-то заниматься перестановкой слагаемых мест – это попытка заниматься не работой, а спекуляциями. В иллюзорном представлении Кишинёва может быть они и думают, что способны повлиять на участие в переговорах России или других участников, в реальности, конечно же нет.
Я бы рекомендовал молдавским коллегам не заниматься селекцией участников диалога, а выполнять официально взятые на себя обязательства, читать документы.
Как принятие Кишинёвом т.н. закона о сепаратизме повлияло на ход переговоров?
Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ (БДИПЧ) сделало глубокое комплексное заключение этого репрессивного уголовного законодательства о сепаратизме. Они пришли к выводу, что это – деструктивные правовое явление, форма давления на жителей Приднестровья.
А во время недавней встречи уже с действующим председателем ОБСЕ нам было сказано, что ОБСЕ будет работать над тем, чтобы эти ограничения в отношении жителей Приднестровья были нивелированы.
Есть ещё позиция Еврокомиссии, которая считает деструктивным принятие эти репрессивных норм в законодательстве Молдовы. Кишинёв делает вид, что этих решений нет, закрывает глаза на эту позицию, но я полагаю, что к ОБСЕ и к Еврокомиссии надо бы прислушаться, особенно, если кто-то считает себя европейским политиком, идущим по пути цивилизованных методов и исповедующим нормы и принципы универсального права.
Конечно, мы рассчитываем на то, что эти ограничения будут нивелированы. В последнее время встречи в рамках переговоров мы проводим на территории Приднестровья как раз из-за того, что опасаемся за наших коллег, за членов переговорной команды Приднестровья, в том числе, экспертов, представителей в других сферах, необязательно дипломатов, которые могут быть подвергнуты мерам давления на территории Молдовы. Примеров таких множество: и задержание наших сотрудников в аэропорту Кишинёва, и попытки оказать на них давление, и длительные многочасовые беседы, и обыски. Все методы давления, которые могут быть нецивилизованными, Молдова активно применяет к приднестровцам, включая представителей переговорной команды Приднестровья. Это, конечно, большая проблема, но это также, наверное, говорит и о степени цивилизованности и адекватности наших партнёров.
Говоря о Приднестровье, политики Молдовы часто добавляют пренебрежительное «так называемые власти региона», «так называемый МИД ПМР». Чувствует ли Тирасполь себя на равных во время проведения тех или иных встреч в рамках переговорного процесса?
Формулировки и принципы в рамках переговорного процесса чётко оформлены, в нашей дипломатической переписке никаких слов-паразитов вроде «так называемых», нет, конечно. Есть чёткое наименование Приднестровья как «Приднестровье» и Молдовы.
Но в последнее время, действительно, молдавские политики, даже дипломаты, и даже мой визави как-то начали активно спекулировать, бравируя тем, что они могут называть Приднестровье с маленькой буквы. Для меня это что-то такое удивительное, это точно не адекватная реакция, в Европейском союзе нет требований использовать слова-паразиты или уничижительные эпитеты для диалога. Это бессарабское ноу-хау, может быть, что-то связанное с какими-то новыми принципами будущей Молдовы, которую они там строят, я не знаю.
Это всё-таки тревожный признак, и с медицинской точки зрения такой определённый сигнал, да и с дипломатической – о том, что молдавские коллеги не готовы быть ответственными участниками диалога.
Но, повторюсь, в рамках переговорного процесса этой проблемы нет, потому что молдавские коллеги знают, как надо правильно именовать Приднестровье и как оформлять документы.
Как изменилась тональность переговоров в последние 2 года, с началом боевых действий на Украине? Усилилось ли давление на Приднестровье со стороны молдавских переговорщиков?
Изменилась, и речь не о тональности, а конкретных действиях. Молдова использовала закрытие Украиной границы с Приднестровьем, чтобы комплексно усилить давление на нас. Оформила гуманитарно-экономического блокаду, ограничивая все сферы жизнедеятельности. Примеров очень много, я уже говорил о лекарствах, о безопасности наших граждан, об экономике, о банковской работе.
Молдова создала проблемы и нашему производству, отдельным предприятиям. Кишинёв придумал, что электродвигатели могут быть, якобы, товарами двойного назначения. Номенклатура ЕС не включает это в товары двойного назначения, да и в Молдове они также не относятся к ним. Возможны ли в правовом государстве такие действия? Когда документально, юридически, не может быть товарами двойного назначения, но по политическим мотивам вся продукция, весь товарооборот наших предприятий должны проходить через комиссию по товарам двойного назначения, которая в принципе не может принять решение?
Это привело к тому, что уже порядка 1,5 тысяч работников этих предприятий находятся без средств к существованию. Заводы простаивают, люди в вынужденных отпусках. Во время визита действующего председателя ОБСЕ мы детально обсудили эту вопиющую ситуацию. Наши коллеги очень удивились, что блокируются поставки в страны Евросоюза, в ту же Румынию, в Чехию, а кроме того, в Казахстан, в Армению, в другие страны. То есть, если речь идёт о каких-то санкционных попытках воспрепятствовать торговле с Российской Федерацией, то нарушается вся торговля в принципе.
Действительно, Молдова изменила свои подходы, они стали контрпродуктивными. Это большая проблема. Мы призываем всех международных участников на разных уровнях, в рамках формата «5+2», к тому, чтобы они оказали воздействие на Кишинёв, чтобы отменить вот эти блокадно-ограничительные методы и меры, которые мешают нормально развиваться Приднестровью и нашим гражданам.
